Об эволюции элит

Элита за 100 лет реально изменилась. То, что Габсбург много лет заседал в Европарламенте, 90-летний румынский король выступал в парламенте, а болгарский одно время даже был премьером – идет, скорее, по разряду «экзотики». Некоторые потомки сохранили и известный уровень благосостояния (4 года назад, гуляя в горах под Флоренцией, я несколько раз натыкался на отходящие от основной дороги ответвления, закрытые воротами с гербами). Да, иногда представители аристократии появляются на министерских постах, а в целом ее доля в составе элиты на порядок превышает ее долю в населении (во Франции, напр., составляя малые доли процента, она составляла в 70-х до 10-15% ряда элитных групп), но в целом это другая элита, хотя и находящаяся под эстетическим влиянием прежней. Иное было бы и странно. И вот почему.

Во-первых, ни одна социальная группа не может сохранять свое положение, не подпитываясь, взамен угасших, новыми родами – из близко к ней стоящих (англ. королева может, конечно, сделать лордом теннисиста, но это же совсем не то, когда графский титул давался человеку, имеющему несколько поколений дворянских предков). А с исчезновением монархий в странах, производящих основную массу европейской аристократии, она перестала пополняться.

Во вторых, решающим фактором является демография. Сокращение европейской рождаемости сказалось на этой среде не в меньшей мере. А роды устойчивы только при наличии необходимого количества детей. Так, скажем большинство родов шведского дворянства на протяжении всей его истории пресеклось в силу элементарного вымирания, причем лишь очень малая часть сыновей погибла на войне, в абс. б-ве случаев их просто не было. С другой стороны, когда это является предметом специальной заботы, аристократия может демонстрировать поразительную устойчивость. Напр., португальская, пока был стимул (до событий 1830-х), сохраняла неизменный набор семей: на протяжении 250 лет, лишь 7% исчезли по причине отсутствия прямых наследников (причем за последние 150 – ни один).

Наконец, далеко зашедшая «атомизация» общества. Такой фактор, как родовая солидарность на протяжении 200-300 последних лет подвергался постоянной эрозии. Как это хорошо видно и на отечественном примере, значение рода уже в ХУ111-Х1Х вв. было совершенно не тем, что в ХУ1-ХУ11, когда принадлежность к нему определяла для индивида абсолютно всё (почему и «местничали» до упора). Но и в Х1Х в. троюродные и даже четвероюродные братья считались еще вполне близкими родственниками и часто входили в реальный круг общения. В ХХ в. распад родственных связей в «белом» мире прогрессировал в сильнейшей степени. Думаю, каждый может сравнить то значение, которое имели родственники (в смысле как ощущения своей с ними связи, так и реального общения) для его дедушек-бабушек, родителей – и его самого. Не много найдется ныне людей, для которых даже двоюродные братья-сестры (а часто и родные) реально значат больше, чем друзья и даже знакомые по работе.

Источник